[NIC]Peter Merkel[/NIC][STA] Doesn't look load-bearing to me.[/STA][AVA]http://s7.uploads.ru/VTKXZ.jpg[/AVA]- Ты тут надолго не останешься. - сразу предупредил Крэддок, которому наконец-таки удалось налить себе мартини. – Ты меня понял? Переночуешь, и я найду тебе более….  Достойное место.
- На кладбище, что ли, вернёшь? – всхохотал Меркель, закинув ногу на ногу. Уже несколько часов  они сидели на кухне Джентльмена и закидывались крепким, как когда-то давно. Тогда, когда они были одной бандой, когда они смотрели в одну сторону, и им обоим казалось, что они видят одну и ту же цель.  – А что, удобно. Достань, погладь и закопай друга обратно?
- Я наконец-то выспался вволю. Спасибо за то, что одолжил одежду.  – не получив ответа, Пит сухо щелкнул пальцами — большим и средним, будто воздух с треском щипнул. – И карту. Дай мне карту Кейстоуна, пожалуйста? – несмотря на то, что по идее это была просьба, в голосе Долла были скорее приказные нотки. – И газеты. Все газеты, которые у тебя есть, тащи сюда.
Карту он ему всё таки принёс. Меньше всего ему нужно было, чтобы кто-то копался в его вещах. Его и так не покидало неприятное чувство от того, что Тряпичная Кукла в чужой квартире, не зная планировки, ориентировался так, будто в своём собственном доме, изученном от и до. И обязательно находил запрятанные хозяином ценности, где бы те не хранились: хоть в подполье, хоть на чердаке. Была ли это воровская привычка или сверхъестественное чутье, Крэддок не знал. Зато он знал, что если этот засранец снова попытается его обмануть, то разговор с ним будет короткий.
- Атакуем участок улицы перед гостиницей,  -  начал Долл без всяких предисловий, обводя точку на карте в кружок. – Оцепим её, поставим сюда мелкую банду. Желательно уцепиться за имеющиеся  мелкие беспорядки, слиться с ними. Митингуют против «раковых» заводов? Отлично! Всей кучей-малой идём ратовать за чистый воздух под окнами центральной гостиницы. И тут из этой разномастной толпы анархистов показываются вооружённые лю… Ты считаешь, что нам нужно начинать не с гостиницы?  - он вопросительно поднял глаза на Джентльмена, невозмутимо  тянущего карту за край на себя. 
- Нет. Просто хотел напомнить, что ты не правишь ни этим городом, ни каким либо другим.
- А если отбросить пессимизм? - Рэгдолл накрыл карту ладонью, не позволяя завладеть её целиком. То, что Джим увидел в его глазах - ему не понравилось. Он всегда видел в глазах Пита какое-то двойное дно: они были спокойны, как будто сделаны из стекла, мутного и чуть голубоватого. Живыми были только зрачки. Они расширялись и расширялись, пока чернота не затапливала всё. Как если бы со дна поднимался ил, что-то мрачное, нехорошее….
- Ты даже киоск мороженого не захватишь. У тебя нет никого, кто поддержал бы твои безумные идеи в этот раз. Расскажу-ка я тебе замечательную сказку сегодняшнего дня, чтобы ты лучше понимал реальность. Жили- были два миллионера. Один богаче, другой беднее. И всем было плевать.
Тряпичная Кукла ничего не ответил на этот горячий монолог. Он, склонив голову над сегодняшней газетой, молча бегал глазами по строчками. Некоторое время Меркель беззвучно шевелил губами, словно голос отказал ему. А затем последовал тяжёлый, как палаческий топор, удар по столу:
- Налей мне ещё мартини. -  напряженная, злая улыбка искривила его губы. - И притащи мне адресную книгу. Быстро. БЫСТРО.
Взгляд у него был гипнотизирующий и абсолютно обезоруживающий, но всё таки недостаточно, чтобы Крэддок хоть пальцем шевельнул.
- Ты неблагодарный гость, Рэгдолл, но я тебя не убью, потому что ты нужен мне живым.
В комнате повисло такое шипение, как если бы зажгли пучок свечей. Затем Меркель резко встал, смял газету в комок и с отвращением отшвырнул:
- Недаром говорят – «труп моего врага– мой лучший друг!» Пока Гаррик жив – нет у меня друзей. День его памяти – пляски на моей могиле, не иначе. Говоришь, что у меня нет людей? Те, которых ты видел рядом со мной тогда, - это ещё не вся моя банда. И даже не её сотая часть. Я захватил Кейстоун пятнадцать лет тому назад, но тут ещё остались верные мне люди, и они до сих пор живы. Если это не мой город, то чей он? У него нет хозяев. Я выпущу этот город внутренностями наружу, выпотрошу,  словно гнилье из старого чулана, всю память о Гаррике. Затхлый чулан, задворки чужого разума, склад ненужных мыслей, и всё это я вынужден делить с ним, потому что это моё прошлое тоже! Этот город -  не дома и люди. Что угодно, но не это…
Джентльмену показалось, что вот-вот он рассмеётся, но то, что раздалось вслед за этим - смехом не было.
Шорох, шелест, бренчание погремушки на хвосте гремучей змеи.
Так гремит пустотелая гильза, если встряхнуть её в пальцах.
Зубы стукались друг от друга, а изнутри исходил булькающий, клокочущий звук.
Никто не  мог  устоять  перед  этим осклабившимся ртом. Два судорожных движения  рта  действуют  заразительно: это смех и зевота. Даже для англичанина, с занавеской манер на сердце, это было слишком. 
- Прекрасная погода на улице. Я оставлю тебя ненадолго, Пит?
- Джея запомнят. Надо будет – раскалённым шурупом каждому, в голову…
- Я понял. Тебе надо побыть одному.
- Барри, да? Бар-р-ри. -  пропел Кукла бархатным голосом, пока Джентльмен на скорую руку накидывал плащ. - Маленький мальчик забрался в чулан, от страшных удуший скончался он там.
Крэддок, зажав ладонями уши, выскочил за дверь. А вслед ему нёсся страшный, нечеловеческий хохот, будто что-то неподвластное земному разуму .
- Словно в могиле, в склепе, в чулане
В приступе паники бегает Барри,
В очередную попав западню.
Гаррик на пенсию - радость врагу.

Крэддок вернулся под утро. Первое, что поразило его, — мертвая тишина, царившая везде. Глаза хотели света, но вокруг была только темнота.
Рэгдолл сидел за столом, уткнувшись лицом в руки. Он спал. Рядом с ним сиротливо стояла початая наполовину бутылка мартини.
Джентльмен аккуратно выудил из-под его щеки карту. Она была вся исписана разными формулами, пятнами, точками, но дело было даже не в этом. На листке небрежными штрихами был набросан мужской силуэт, и одна только алюминиевая шляпа с крылышками делала его безошибочно узнаваемым.

- Он мой герой. Там, откуда я родом, про него слагали легенды. Можно сказать, что я вырос на его подвигах.
Тряпичная Кукла был всё ещё немного пьян и поэтому чувствовал себя спокойно. Он стоял позади всей этой толпы, он знал, что не будет в фокусе и поэтому позволял себе жмуриться от приступов пронизывающей его головной боли.
На него всё равно оборачивались. Было бы странно не оборачиваться на парня с холщевиной на голове и мелкими блестящими пуговицам на месте глаз. К нему даже подходили, - в особенности дети, - потрогать.
Простите, но давайте обойдемся без вопросов личного характера. Я здесь потому, что, как и все вы, восхищался и продолжаю восхищаться этим человеком. Как и вас, он многому меня научил. И я горжусь тем, что мне выпала честь объявить открытие этой выставки.
Ему удалось привести сюда пару своих дружков. Это было неплохо для начала. Он был уверен, что его ребятки уже пробрались в технические помещения, радикально и жестко расправившись со всеми преградами, стоящими на их пути, и теперь они просто дожидаются соответствующего знака.
А ему роль во всём этом представлении была отведена маленькая. Ему нужен был ребёнок. Потому что дети - это не только цветы жизни, но и приманка для любого мягкосердечного героя.
- Мальчик, подойди ко мне, пожалуйста. Ну-ну, не бойся меня, не обижу...  Вот так. Хороший.
Его руки опутывают ребёнка, словно тот - маленькая птичка, попавшая в силки на орла. И странный человек с тряпичным лицом стремительно не ушёл даже, не растворился среди толпы, а как сквозь землю провалился.

Он ждал.
Ждал, пока это место на несколько минут останется без присмотра Флэша.
Ждал, пока закличет мать, обнаружившая пропажу своего ненаглядного ребёнка, и паника эта, вгрызаясь, словно смердящая крыса проберется в центр толпы, заражая остальных.
Ждал, пока погаснет в помещении свет, и оно наполнится криками и звуками выстрелов.
Тряпичная Кукла ждал десятки лет, теперь он жаждет мести.

- Ну, здравствуйте мои дорогие! Уважаемые дамы и господа! Леди энд джентельмены! Сэры и сэрухи! Членкоры, коры и кореша! Давайте знакомиться. Меня зовут Тряпичная Кукла, и на сегодня я - ваш гид в историю.
Вспыхнул свет, больно ударивший по глазам. По выставочному залу как будто смерч пронёсся. Самый буйный пациент этой психушки не устроил бы такого беспорядка. Похожие на манекены из магазина одежды, у стен застыли мрачные люди с автоматами наперевес: такие же безликие, в просторных плащах с капюшонами, как и их лидер.
На полу валялось несколько окровавленных трупов полицейских. Притихшая, перепуганная толпа замерла, наблюдая за происходящим.
Тряпичная Кукла, оседлавший выставочный стол, будто трон, спокойно долго усидеть не мог. То он стоял на голове, то сидел, закинув обе ноги за голову, то скручивал своё туловище подобно половой тряпке.
- Так вот, мои лапочки. В глазах ребёнка легко быть рыцарем в сияющих доспехах. Особенно такого одинокого маленького ребенка, как наш Барри. "Давайте обойдёмся без вопросов личного характера", да? - передразнил Меркель, скаля зубы. - Да будь ему хоть двадцать или тридцать лет: внутри он жаждет любви и принятия. Он был готов хвостиком волочиться за Джеем Гарриком, лишь бы быть хоть каплю похожим на него. Но не об этом речь. Таковы сегодняшние реалии. Жили были два Флэша. Один ушёл, другой остался. Всем плевать.
Пит прокашлялся. Это был отвлекающий жест, - на самом деле он просто лишний раз проверил замораживающую пушку, спрятанную за складками свитера, на груди.
- Так вот, дорогой Барри. Я знаю, что ты здесь. Я думаю, что ты не будешь против, если я выступлю здесь с ма-аленькой импровизированной сценкой, которая поможет нам двоим устроить настоящее погружение в вечер воспоминаний. Никогда не читал "Двадцать тысяч лье под водой"? Так вот, я опустился ниже этой цифры – в пропасть... в сущий Ад. Знаешь, этот "День золотого Века", посвящённый Джею Гаррику, был хорошей идеей. Знаешь, что самое клёвое в нём? Тут нет Джея Гаррика. А я есть. И да, вот что хотел спросить. Тут ни у кого дети не пропадали? Мальчик, светловолосый...
Его перебил неожиданно раздавшийся пронзительный женский крик. Рэгдолл поморщился, будто у него заложило уши. Крик продолжался.
- Да заткните вы её уже, право. Вы, мадам, радоваться должны: вашего сына выбрали для фокуса. И знаете, в чью честь это всё происходит?
Тряпичная Кукла выдержал паузу. Толпа безмолвствовала, объятая страхом и трепетом.
- Вы не командные игроки. "В честь Джея Гаррика" - это я хотел от вас услышать. Надеюсь, что в следующий раз вы будете скандировать это увереннее, иначе мои... - лёгкий кивок в сторону вооружённых людей. - ... ребята вам помогут. Это всё таки наш, общий праздник, и я прошу его не портить. Хотя бы ради светлой памяти Джея Гаррика, ну же, улыбнитесь!
Хлопнул ещё один выстрел и тут же раздался истошный крик. Крик оборвался, оставив за собой потрескивающий от напряжения воздух, и лежащую на полу девушку, потерявшую сознание.
- Вот, так-то лучше. Уже вижу улыбки. В тот день всё было ровно также, мои дорогие друзья. Не думайте, что я наказываю мир за его прошлое. Никто из вас не в силах изменить произошедшего. Много-много лет тому назад я, молодой дурак, украл... Нет, не ребёнка. На самом деле, всё было не так, но мне простительно не помнить.
Продолжать Тряпичная Кукла не мог. Все тщательно подавляемые и вытесняемые из сознания неприятные, болезненные, трагические воспоминания нахлынули на Меркеля вновь, словно прорвавшая плотину вешняя вода.
- Сгорел... Заживо.
Кругом был только жар. Даже на губах вкус огня. Это было забавное противоречие сырых воспоминаний и пламени, которое стискивало его в своих смертоносных объятиях до сих пор. Он ничего не видел сейчас, кроме огня и не чувствовал ничего, кроме дикой боли, в тисках сжимающей сердце.
- Убейте их всех.
- Простите, босс?
- Убей их, нахер, всех. - прошелестел Питер сухим, как бумага, голосом. - Кто все эти люди? Ладно, неважно. Пускай идут домой, к своим семьям. С "убей их, нахер" я погорячился. Принесите мне что-нибудь горькое и тяжёлое, окей?Иначе я тоже не удержусь и свалю отсюда.

Отредактировано Peter Merkel Jr (2015-11-28 08:25:14)

чтоб меня убили за этот пост нахер хд[NIC]Peter Merkel[/NIC][STA] Doesn't look load-bearing to me.[/STA][AVA]http://s7.uploads.ru/VTKXZ.jpg[/AVA]
О, какая жалость, я ещё тебе не сказал об этом? Я убил ребёнка. Сразу же. – Тряпичная Кукла улыбается чёрным швом рта, ощеренным в подобии гротескной улыбки. – Просто я надеялся, что ты побегаешь ещё, и сам поймёшь, что опоздал. Вот такая вот маленькая импровизированная сценка, показывающая всю быстротечность жизни. Многие говорят, что Флэш – самый быстрый парень во вселенной, но я, - в этот момент Меркель выхватывает бутылку из чужих рук, опираясь обеими руками о витрину, нависая над лицом Барри. – Слишком давно знаю спидстеров вроде тебя. Вас мучает совесть только за те случаи, когда вы знали, но опоздали. Я нахожу в этом какое-то особое удовольствие….
Полиция может нагрянуть сюда в любой момент и нарушить их неформальное общение, но Питеру Меркелю, настолько высоко воспарившему в эфир, сейчас абсолютно плевать на все последствия этого незаконного проникновения в музей. Он приподнимает маску, осторожно, словно ожидая подвоха, боясь ненароком показать своё лицо. Сорвав пробку с бутылки, жадно присасывается к горлышку, делая большие глотки. В привычной манере злодей растягивает слова, так что на всю фразу у него уходит секунд десять, а то и пятнадцать. Он словно подчёркивал, что никуда не торопится, вот она, жирная точка его плана, и Барри остаётся лишь покинуть зал вместе с остальными гостями.
Но было ли это настоящим, всамделишным концом? Нет. Меркель всего лишь проверял: не опустит ли Барри руки, погребённый шелухой чужих слов? От ядовитых речей Тряпичной Куклы всегда можно было отряхнуться, как делал это Джей Гаррик, чтобы затем пригвоздить злодея к месту одним лишь стальным взглядом – лучше всяких других мер! – и отвечать демонстративно короткими холодными репликами:
- Ты идёшь в тюрьму.
- На ночь глядя? Дорогуша, а до утра это подождать не может?
- Меркель, ты убил двоих человек.
- Ты хочешь спрятать трупы, и тебе нужна моя помощь?
- Ты идёшь в тюрьму.
Но на то, чтобы смириться с насмешливым равнодушием  и словами – травящими, жгущими, язвящими, обжигающими, - всё равно ушёл не один день и даже не месяц.  Питеру Меркелю всегда было плевать на последствия, на причинённую им боль, словно бы он действительно не знал, что люди страдают. Меркель вообще, кажется, не догадывался, что в мире существует что-то помимо его желаний. Только количество этих желаний росло, будто снежный ком, катящийся с горы.
Алкоголь наконец-то смыл вкус копоти с губ. Пространство, расширяясь, вдруг поплыло перед глазами, картины всей прожитой жизни, смешиваясь друг с другом, выталкивали одно и то же — его лицо. На секунду Меркель сфокусировался и посмотрел в глаза Барри так, словно увидел его впервые. Он попробовал вообразить, что чувствует Флэш сейчас, но фокус не удался.
Ему было абсолютно всё равно до чувств стоящего перед ним спидстера. Малыш Барри просто упал в чужую реку, попал в яростный чужой поток, вот и всё. Слова Пита, наполненные такой безудержной яростью, предназначались точно не Аллану. Так почему бы ему просто не отделаться малой кровью и не сказать, где же всё таки спрятан этот чёртов ребёнок? Он ведь свободен. Он может примкнуть к какому-нибудь бродячему карнавалу и начать всё сначала, ведь время стёрло все признаки его существования на этой земле.
- Опустите оружие, п-п-арни. Это же мой друг, он имеет полное право быть на этом празднике! - Тряпичная Кукла проглатывал концы слов, так как здорово напился. - Он как рыбка-клоун.  -Долл театрально щелкнул пальцами. - Рыбка Немо, только Барри. Я когда-нибудь рассказывал тебе....? - от этого простого движения он едва не потерял равновесие, чудом уцепившись пальцами ног за витрину. И перед глазами сразу же потемнело, словно в помещении снова отключили свет.

Отредактировано Peter Merkel Jr (2015-12-04 22:50:52)

[NIC]Peter Merkel[/NIC][STA] Doesn't look load-bearing to me.[/STA][AVA]http://s7.uploads.ru/VTKXZ.jpg[/AVA]О Боже, голос этого нахального спидстера звучит настолько громко и гулко, что у Меркеля всякий раз дёргается в ушах. Ах, он мог бы поговорить с Флэшем о том, что вызывает деструкцию мозговых клеток, как предотвратить рак и болезни сердца, а может быть даже о запущенном алкоголизме самого злодея, но об этом мире, в котором с головой живёт Барри, Питер ничего не знает. В этом плане с Джеем было легче – куда ни меть, ты всё равно с ним в итоге поссоришься. Они даже за разные футбольные команды болели. Возможно, именно с этого их вражда и началась….
А с чего вообще всё начиналось?

Маленький мальчик, "родившийся в опилках", как говорят про цирковых детей, с юных лет усвоил непреложное правило манежа - не останавливаться на месте никогда.
Маленькие хрящики в его теле не стали костями, и под кожей всегда было пусто и холодно, будто из тебя выдрали всю требуху, выпотрошили, как тряпичную куклу.
Помнит Меркель и первые свои шаги: ноги подгибались, будто ватные. Казалось, его позвоночник мог гнуться в разные стороны резиной, шаг начинался чуть ли не из шпагата, шея вытягивалась, словно лебединая, а глаза оставались бесстрастны.
Цирк — это пахота, это боль, это смелость, мужество. Восторг на арене, жестокость за кулисами. Толпа взрывается аплодисментами, задыхается и сходит с ума от удовольствия и восхищения.
Но у любого циркового артиста есть красный сигнал светофора – его боль. Предохранительный рычажок, позволяющий не прыгнуть через горящий огнём обруч, в безрассудной погоне за желанием быть любимым толпой, привлечь к себе как можно больше внимания. Или прыгнуть. Но через многочисленные ожоги и переломы понять, что счастье заключается не в достижении желания, а в его смене. Морально Питер Меркель, можно сказать, был дальтоником. Если «стоп-сигнала» не давала ему даже боль, то о какой совести могла идти речь?
Потому, что все, дававшееся другим трудом и жертвами, ему давалось легко и без усилий.
Люди шли за ним, влюбляясь в него с первого взгляда. Нет, даже не в него самого, а в Тряпичную Куклу - нечто безликое и потому слепо-страшное.
Своего лица Пит не открывал никогда. Если толпа и смирится с тем, что ею помыкает молодой пацан лет семнадцати, а бесстрастное, полное жестокой холодности, но в тоже время ангельски-красивое лицо "юного" психопата, стадо людей вообще будет умышленно пропускать мимо своего взгляда: видя перед собой только беззаботную и счастливую улыбку тирана, собирающегося их всех сожрать и слыша только его сладкие, льстящие речи.... Сам Питер не смирится с тем, что раскрыл себя. Как и любой психопат, он боялся, боялся людей, которые по виду сладкие как сахар, а об внутренний стержень зубы сломаешь.
Они знали, что язык Меркеля - не глубже напёрстка. Он не умел различать цвета, а значит - и контрасты речи. Он не знал, не чувствовал, какие слова надо было выпалить с агрессией, а какие - приходят на ум с грустью. Общение с людьми научило его говорить более-менее соответственно тому, чего от него хотели слышать. Выведенный из равновесия Питер вообще начинал вести себя как ребёнок: "Дай, немедленно, моё... Хочу сам не знаю что!"

Чего сейчас точно не хотел Меркель - так это провалиться в забытие. С какой-то волшебной лёгкостью Питер забыл, что в комнате есть еще кто-то, кроме них двоих. Нет, конечно перед тем, как послать всё к хлоровой бабушке, он хорошенько огляделся, взвесив своё положение. Бандиты как в воду канули; Флэш и Тряпичная Кукла остались в огромном зале вдвоем.
Питер слегка приподнял брови под маской, как это делал, когда было лень вслух выговаривать: «"Какого хуя?". А затем, совершенно неожиданно, поддался на откровенность:
- Не обижайся на моих парней. Они тут не причём. Я не хотел приходить сюда один, а друзей у меня, сам понимаешь, нет. Вот и приходится брать тех, кто за гроши собственную мать убить готов. - мужчина хлопнул себя несколько раз по щекам, пытаясь выбить из головы пьяный угар. - Это то место, откуда берут начало все мои воспоминания... Нет, даже не так. Здесь те мои воспоминания, которые известны под громким, но чужим именем. Где-то здесь... Где-то здесь должна быть та избитая метафора про то, что враги и герои, это такие необычные отношения... Как холодный огонь. Что без одного, не может быть другого. Мои отношения с Гарриком были похожи на карандаш. - Тряпичная Кукла потягивается. Как желток, который вываливается из надтреснутого яйца, он теряет равновесие и оказывается на полу, невозмутимо продолжая говорить уже оттуда.
- Вот смотри. Карандаш. Что такое карандаш? Ластик и стержень. Ты рисуешь проблемы - он их стирает. Раз за разом. Всё что он делает - это, блять, стирает меня, стирает и ещё раз стирает. Чистый лист. На котором ты снова пишешь кровью, сплошняком дурное, потому что умеешь только так. Ты догадываешься, что делает Гаррик? - смех был немного безумным, почти истеричным. - Я снова переписываю жизнь. Я здесь, чтобы переписать. Новыми цветами эту серую историю. Когда всё закончится, стану бабочкой и улечу далеко-далеко. Слышал, что есть бабочки, которые подобно птицам, летят в тёплые края. Кейстон-Сити - ошибка. В следующий раз полечу туда, где есть солнце.
Надо признаться, умел Питер зубы заговаривать. Всего секунда ему потребовалась, чтобы выплеснуть остаток бутылки в лицо Флэшу, а затем, вздёрнув свитер, выдернуть из-за пояса замораживающую пушку. Перед глазами все кружилось в разноцветном хороводе кругов, а руки тряслись, будто от сильного напряжения, но целиться Питеру было не нужно. На подсознательном уровне он помнил, что стрелять спидстеру надо в ноги, а затем самому делать дёру.
Правда, далеко убежать не получилось: через пару шагов Меркель споткнулся и упал, запутавшись в собственных ногах. Хорошо, что успел перевернуться в воздухе и упал на спину, а не на живот: выставив перед собой пушку и готовый в любой момент пустить её в ход.

Отредактировано Peter Merkel Jr (2016-01-15 16:14:35)